Бавинк предупреждал, что без христианства будут процветать расизм и национализм

Как отметил Джеймс Эглинтон в своей недавней статье для Christianity Today, последние несколько лет наблюдается всплеск интереса к творчеству голландского богослова Германа Бавинка.

С тех пор, как в 2008 году был выпущен английский перевод знаковой работы Бавинка «Реформатская догматика», на свет постоянно появляются свежие размышления о его жизни и мыслях (на русском языке вышеуказанная работа была выпущена в 2022 г. издательством «Евангелие и Реформация», прим. переводчика). Совсем недавно появились новые английские переводы менее известных, но не менее важных произведений, таких как «Христианское мировоззрение», «Христианство и наука» и «Руководство по обучению христианской религии». Кроме того, были опубликованы новые издания «Философии откровения», основанной на его «Стоуновских лекциях» 1908 года, и «Чудесных дел Божьих».

Богословы, и я среди них, также заново открывают неокальвинистскую традицию, сформулированную Бавинком и его коллегой, голландским богословом Абрахамом Кёйпером, и исследуют то, как работы этих мыслителей могут повлиять на сегодняшние культурные проблемы, включая борьбу с расизмом. И хотя многие довольно справедливо критикуют неоднозначное наследие Кёйпера в этом вопросе, они часто пренебрегают вкладом в эту тему Бавинка, который многие ученые считают исправлением идей Кёйпера.

Работы Бавинка содержат важные уроки для христиан, живущих в поляризованном политическом климате. Подобно Бавинку, который жил в XIX веке в Европе, жители США сегодня также сталкиваются с определенными жизненными проблемами в условиях культуры, которая становится все более постхристианской. Это привело к жарким дебатам об идентичности Америки, христианском национализме и о том, как нам всем, таким во многом совершенно разными, найти общий язык.

Например, неокальвинистское христианское мировоззрение Бавинка и Кёйпера соглашалось с разнообразием реальности, однако оно предполагало, что это разнообразие отражает единство на более высоком уровне. Они заметили, что поскольку Творец триедин, мир часто соответствует моделям единства в разнообразии. Однако Бавинк при этом считал, что этот мотив имеет далеко идущие последствия для самого человечества.

Как я указал в другом месте, Бавинк утверждал, что образ Божий (imago Dei) относится не только к нам как к индивидуумам, но и к человечеству в целом. Богослов Ричард Моу утверждает, что Бавинк сформулировал принцип, согласно которому образ Божий раскрывается «в богатом разнообразии человечества, рассеянного во многих местах и во времени», по мере того, как человеческая раса рассеивается по всему земному шару, и при этом развиваются органически разные культуры, языки и обстоятельства. Эти различия не закостенели и не статичны, а соединяются прекрасным и удивительным образом посредством выкованного Духом единства Царства Божьего.

Другими словами, Бавинк верил, что слава Божья раскрывается более ясно через разнообразие человечества, и это разнообразие скрепляется общим исповеданием Иисуса как Господа. Глобальная церковь – это объединение людей из каждого племени и языка, это обновленное человечество, достигающее своего телоса под господством Христа.

Но Бавинк объединил это позитивное видение с суровыми предупреждениями против расизма и национализма. В двух своих работах, «Христоподобное мировоззрение» и «Философия откровения», Бавинк предвосхитил подъем евроцентристского национализма. В готовящейся к выходу книге я исследую, как Бавинк обнаружил эти течения в немецкой философии рубежа 20-го века, которые в конечном итоге подготовили почву для гитлеровского режима, Второй мировой войны и Холокоста.

Бавинк объяснил эти идеологические изменения упадком христианской веры в Европе. Когда люди перестают поклоняться Богу, они заменяют божественное тварной реальностью (Рим. 1:25). Таким образом, по его словам, любое общество, которое отходит от христианской веры, естественным образом будет взращивать расизм и национализм.

Если Бог не является источником определения истинного, доброго и прекрасного, то мораль должна быть основана на людях. А если люди не являются «типичными» или «универсальными», а разнообразными и постоянно развивающимися, тогда необходимо решить, какие люди в какой момент истории станут стандартом для моральной оценки. В обстановке, в которой жил Бавинк, таким ориентиром был арийский национализм (который он называл «пангерманизмом, панславизмом и т. д.»), который рассматривал арийскую расу в качестве наивысшей формы вселенского человечества и, следовательно, воплощением нормативности.

Бавинк цитирует некоторых из «красноречивых» ранних мыслителей, чья зарождающаяся расистская идеология повлияла на современников Бавинка и чьи идеи в конечном итоге привели к превращению самого Иисуса в абсолютный символ арийской расы.

Поскольку каждая религия в качестве источника откровения рассматривает какую-либо историческую фигуру, то новому немецкому национализму необходимо было превратить Иисуса в «самый чистый тип арийской или германской расы», чтобы «сохранить» его авторитет. «Иисус произошел не от Израиля, а от арийцев», – решили они, поскольку все другие существующие и прошлые культуры, включая еврейскую, примитивны. «Насколько же глуп тот, кто верит, что Иисус был не евреем, а арийцем, – пишет Бавинк, – и что Библия, в которой каждый еретик находит доказательства правильности своей ереси, содержит доказательства на этот счет».

Это «возрождение расового сознания» было дополнительно подкреплено, согласно Бавинку, исторической точкой зрения, которой придерживались многие философы его времени: что сменяющие друг друга стадии человеческой истории постепенно восходили к нынешней эпохе, которая (весьма кстати) изображалась как наиболее развитая и культурная. Таким образом, арийская раса рассматривается как доминирующая и высшая, которой можно было приписать все величайшие достижения Европы (а, следовательно, и мира).

В результате, как заметил Бавинк, «так называемый чистый исторический взгляд превращается в наиболее предвзятое конструирование истории». Поместив этику в свою собственную историю и проецируя свою культуру так, как если бы она была абсолютной нормой, немцы позиционировали свой народ в качестве арбитра и вершины истории и заслонили собой все другие нации и группы людей. Они освободили свою «высшую расу» от ответственности перед трансцендентным Божьим откровением, что позволило им применять репрессивное принуждение ко всем «низшим» расам и отвергнуть любую другую культуру, которая могла рассматриваться в качестве источника исправления.

Эти идеи сочетались с зарождающейся евгеникой, где с помощью эволюционной теории и естествознания разрабатывалась идея создания сверхчеловеческой расы (Übermensch). Что, если, например, процесс естественного отбора путем «выживания наиболее приспособленных» можно было бы ускорить, отсеивая генетические слабости с целью «очистки и совершенствования» человеческой расы? Таким образом, философы, ученые и психологи объединились ради избавления человечества от страданий, или, как выразился Бавинк, чтобы «искусственным путем улучшить расовые качества человечества».

Бавинк связывает эти популярные теории со стремлением немецких философов представить себя миру носителями некой формы эсхатологического спасения. Он отмечает, что эти мыслители отвергают христианство не просто потому, что считают его ложным, но и потому, что оно считается вредным для будущего развития: «Если современная культура хочет развиваться, она должна окончательно отвергнуть влияние христианства и полностью порвать со старым мировоззрением».

Почему? Как объясняет Бавинк, современная надежда человечества была исключительно «от мира сего», христианство же рассматривалось его европейскими современниками как «безразличное к этой жизни», поскольку предлагаемая им надежда в конечном итоге находилась в царстве не от мира сего, в вечности, небесах и Боге. Другими словами, надежда на осязаемые человеческие достижения была более надежна, чем надежда на неосязаемые божественные реалии.

Конкретное человеческое общество и нация рассматривались в качестве основного носителя этической цивилизации, и это, по мнению Бавинка, заполняло эсхатологическую пустоту, образовавшуюся в результате удаления христианской надежды из общества. Если моральный закон находится не в трансцендентном, а в имманентном, тогда то же самое можно сказать и о небесах. В этом случае утопическое общество выстраивается по модели той национальности, которая представляет собой «высшую точку развития» человечества.

Эти идеологические направления, которые были в моде в то время, рисуют действительно мрачную картину. Каков же был ответ Бавинка и какую альтернативу он предложил?

В своей «Философии откровения» Бавинк указывает на непреодолимые проблемы, возникающие в связи с переносом научных принципов натуралистической эволюции на социальную историю человечества. Он утверждает, что этот инстинкт отражает форму монизма, которая сводит богатое разнообразие сотворенной жизни к исключительному единообразию – как будто объяснение, которое хорошо работает в одной сфере, можно использовать для всех областей жизни.

При попытке создать исторический метанарратив часто отдается предпочтение одной нации или группе людей перед другими, говорит Бавинк, и игнорируется единство человеческой расы во времени и пространстве. Более того, утверждая, что каждая эпоха по своей сути и в целом лучше предыдущей, мы не признаем того, что в древности существовала «высокая цивилизация», в некоторых отношениях даже более развитая, чем наша, и что те же самые древние пороки все еще преследуют нашу современную культуру.

Вместо линейной истории прогрессивного развития, кульминацией которой является одна нация или высшая философия, Бавинк считал, что история – это «многообразный», богатый и многогранный лабиринт, и что она описывает единое человечество со всеми его особенностями, территориями и периодами времени.

А чтобы избежать инстинкта превосходства, направленного на возвышение одной нации или этапа истории, исторические науки, по мнению Бавинка, должны быть укоренены в христианском теизме. Это важно потому, что историкам требуется уникальное божественное «откровение», чтобы утверждать, что «все создания… объяты и удерживаются вместе единой главной мыслью, единым наставлением Божьим». Верить в единство человечества, что является «предпосылкой всей истории», – это требование, «объявленное нам только христианством».

Вместо того, чтобы рассматривать одну культуру или этническую группу как универсальное выражение истинной человечности, христианство, как считает Бавинк, учит, что «единство человечества не исключает, а скорее включает в себя дифференциацию человечества по расе, по характеру, по достижениям, по призванию и по многим другим вещам».

Бавинк пишет, что это «разнообразие было уничтожено грехом и превратилось во всякого рода противоречия» с тех пор, как «единство человечества растворилось во множественности народов и наций». Но вместо того, чтобы искать «ложного единства» мирского монизма, сохранение богатого разнообразия человечества требует «искать единства всего творения не в самих вещах, а трансцендентно… в божественном существе, в его мудрости и силе, в его воле и наставлении».

Другими словами, утверждение христианства означает отказ от созданного человеком единообразия и принятие Богом утвержденного многообразия. Только спасение во Христе и общение в Его Духе, божественное откровение и искупление могут восстановить идеал истинного, органического единства в многообразии и привести человечество к этому идеалу.

Наше единство и разнообразие, идентичность и достоинство как человеческих существ в конечном итоге закреплены во Христе, которого Бавинк называет «ядром», раскрывающим «план, ход и цель» истории, и который избавил нас от нашей греховной склонности превозносить себя в качестве исторического идеала. Другими словами, средоточие, цель, ход и конечный итог истории находятся не в человечестве, а во Христе.

Единственное мировоззрение, которое «отвечает разнообразию и богатству мира», пишет Бавинк, – это то, которое настаивает на том, что история управляется божественной волей. Более того, мы должны верить, что Бог добровольно вошел в мир «исторически», в лице Иисуса Христа, чтобы поднять этот мир «до высот Царства Небесного».

Таким образом, небесная утопия, которую мы ищем, является результатом не человеческого исторического прогресса, а святой работы Бога: «Если когда-либо будет человечество, единое в сердце и единое в душе, то оно должно появиться в результате возвращения к единому живому и истинному Богу».

В сегодняшнюю эпоху растущей поляризации послание Бавинка о едином и разнообразном человечестве необходимо как никогда. Мы не должны считать, что наше мировоззрение является единственным и превосходит мировоззрения, сформировавшиеся в других культурах, и поэтому Бавинк напоминает нам о пророческом свидетельстве универсального послания Бога о примирении, воплощенном в Иисусе Христе.

Антропологические размышления Бавинка, конечно, несовершенны. Он остается человеком 19-го века и временами отражает выводы и пишет языком, которые читатели 21-го века отвергли бы (например, его фразы о «высоких» и «низких» культурах). Но примечательно то, что на рубеже 20-го века Бавинк предвидел опасность зарождающейся евгеники, расизма и национализма в немецкой философии, которые были в то время в моде даже среди христиан.

В течение столетий, предшествовавших ужасам Второй мировой войны, считалось, что «немецкий дух исцелит мир», но Бавинк представил миру трансцендентное эсхатологическое видение, не придуманное человеком, а инициированное божественной волей. И в постхристианскую эпоху, как тогда, так и сейчас, Бавинк напоминает нам, что порочные корни расизма и национализма гнездятся в отказе от христианских требований, лежащих в основе нашего достоинства, нашей нравственности и нашей высшей надежды на Бога.

Грей Сутанто – доцент кафедры систематического богословия Реформатской теологической семинарии в Вашингтоне, округ Колумбия. Он является автором, редактором и переводчиком нескольких книг, в том числе «Бог и человечество: Герман Бавинк и теологическая антропология» и «Справочник издательства T&T Clark по неокальвинизму»

[ This article is also available in English,  Français, and Українська. See all of our Russian (русский) coverage. ]